Нападение англии на камчатку в 19 веке. Адмирал Прайс замочил себя в сортире?!?!?! Подготовка к обороне

«Почти одновременно с вестью об Инкермане в России, во Франции и Англии стала распространяться неожиданная для всего света новость, которая сначала принята была даже с известной недоверчивостью, но оказалась совершенно верной и в России явилась лучом солнца, вдруг прорвавшегося сквозь мрачные тучи, а в Париже и особенно в Лондоне вызвала ничуть не скрываемые раздражение и огорчение: союзный флот напал на Петропавловск-на-Камчатке и, потерпев урон, удалился, не достигнув ни одной из поставленных себе целей».

В память о героической обороне Петропавловского Порта на Никольской сопке был установлен обелиск «Слава», на чугунных плитах которого надпись: «Памяти погибших при отражении атаки англо-французского флота и десанта 20 и 24 августа 1854 г.» Через 100 лет между Никольской сопкой и мысом Сигнальный был воздвигнут обелиск, на котором начертаны слова: «Героям 3-й батареи лейтенанта А. П. Максутова, жизни не пощадившим для разгрома врага. От военных моряков-тихоокеанцев в день столетия Петропавловской обороны».

Лит.: Гаврилова С. В.«Пардону» врагу не дали... Из истории обороны Петропавловска 1854 г. // Маленькие камчатские истории. Петропавловск-Камчатский, 2002; Защитники Отечества. Петропавловск-Камчатский, 1989; Краснознамённый Тихоокеанский флот. М., 1973. Гл. 2. За честь русского флага; То же [Электронный ресурс]. URL :

В середине прошлого века основные противоречия между Россией, укреплявшей свои южные границы, и противостоявшей ей Великобританией с союзниками возникли на Балканах и Ближнем Востоке. Они послужили причиной Крымской войны. В планах Англии и Франции определенное место занимали дальневосточные окраины России, в первую очередь Петропавловский порт — ее главная военно-морская база на Тихом океане. Англия и Франция намеревались отобрать у России Аляску и богатые промыслами Алеутские и Командорские острова, побережье Берингова и Охотского морей, проникнуть на Камчатку, Сахалин.

С этой целью одна из объединенных англо-французских эскадр под командованием контр-адмирала Прайса крейсировала в Тихом океане, ожидая начала войны. С ее объявлением летом 1854 года шесть военных кораблей: фрегаты «Президент», «Пайке», «Форт», «Евридика», бриг «Облигадо» и пароход «Вираго» двинулись к Петропавловскому порту. Зная о возможном нападении на город, губернатор В. С. Завойко принимал меры к организации обороны. Но гарнизон располагал малыми силами и слабым вооружением. 19 июня подошла неожиданная подмога: в гавани бросил якорь фрегат «Аврора» под командованием И. Н. Изыльметьева, случайно избежавший пленения англо-французской эскадрой. На следующий день подошел корвет «Оливуца», и, наконец, 24 июля на военном транспорте «Двина» прибыли 350 солдат из устья Амура. В. С. Завойко обратился с воззванием к жителям города, окрестных сел и поселений, в котором говорилось: «Петропавловский порт должен быть всегда готов встретить неприятеля. Я пребываю в твердой решимости, как бы ни многочислен был враг, сделать для защиты порта и чести русского оружия все, что в силах человеческих возможно, и драться до последней капли крови». Началось всеобщее обучение. Те, которые не могли держать оружие, помогали в другом деле. Изо дня в день, от зари до зари кипела работа. Общими усилиями было построено семь батарей, насчитывавших сорок пушек. В большинстве своем они сооружались под руководством ийженер-поручика К. И. Мровинского (деда известного советского дирижера Е. А. Мравинского).
К моменту прихода вражеской эскадры численность гарнизона, несмотря на существенное пополнение, составляла всего 988 человек. В это число входили 18 русских добровольцев, 36 охотников-камчадалов, экипажи транспорта «Двина» и фрегата «Аврора», на которых было 27 пушек. Силы союзников в несколько раз превосходили их: они насчитывали 2140 человек экипажа и 500 солдат морской пехоты, вооруженных дальнобойными штуцерами; эcкадра на вооружении имела 212 новейших пушек и бомбических орудий.
17 августа 1854 года англо-французская эскадра вошла в Авачинскую бухту. Началась героическая оборона города, которая длилась десять дней. Дважды враги пытались захватить Петропавловский порт. Они рассчитывали найти здесь незащищенную территорию, которую смогут легко разорить, и уничтожить население, но встретились с подготовленными позициями и героизмом русских людей, отстаивающих свою землю. Понимая, что победы не добиться, и боясь позора, командующий объединенной эскадрой английский контр-адмирал Прайс до главных боевых действий покончил жизнь самоубийством. Главной ареной боя стала Никольская сопка, где 24 августа схлестнулись две силы. Свыше 900 англичан и французов высадились на берег и устремились на сопку. Им противостояли всего около 300 русских воинов. Никольская сопка вместила такое количество людей, какого она еще не видела. На вершине стороны сошлись и схватились врукопашную. Противник бежал, оставив защитникам знамя полка. Потеряв 450 человек убитыми и ранеными, завоеватели отказались от захвата города и покинули бухту.
Неувядаемой славой покрыли себя защитники третьей батареи под командованием Александра Максутова, не пустившие десант врага на свой участок обороны. Рапорт о победе и трофейное знамя доставить в Петербург было поручено одному из славных защитников города — Дмитрию Максутову, командиру второй батареи. Лучом солнца, вдруг прорвавшимся сквозь мрачные тучи, назвал советский академик Е. В. Тарле известие об этой победе. Вскоре весь мир узнал о подвиге защитников Петропавловского порта. Имена Александра и Дмитрия Максутовых, Ивана Николаевича Изыльметьева, Семена Удалова, Василия Степановича Завойко чтят камчатцы. Именами А. П. Максутова, С. Удалова и В. С. Завойко названы улицы нашего города, а Никольская сопка стала священным памятником доблести, геройства и мужества русского человека.

взято отсюда

14 (26) апреля 1854 г. из перуанской гавани на Тихом океане Кальяо внезапно ушёл русский фрегат «Аврора», который за несколько дней до того пришёл сюда. В Кальяо находились военные корабли англичан и французов, видевшие манёвры «Авроры». Только 25 апреля (7 мая) узнали они, что ещё в марте Наполеон III и королева Виктория объявили России войну.
Англо-французская эскадра направилась к Петропавловску. У них были следующие силы: французские корабли «Форт» с 60 орудиями, «Эвридика» с 30 орудиями, «Облигадо» с 12 орудиями; у англичан: «Президент» с 50 орудиями, «Пик» с 46 орудиями, «Вираго» - пароход с 6 орудиями. Французской флотилией командовал адмирал Депуант, английской - адмирал Прайс. Так как Прайс имел старшинство по чину, то он являлся главнокомандующим всей эскадры. На разведку был послан «Вираго». Он, прикрывшись флагом Соединённых Штатов, прошёл в Авачинскую бухту. Разведка показала, что в этой губе стоят фрегат «Аврора» с 44 пушками и транспорт «Двина» с 12 пушками, гавань защищена батареями.
Уже в марте 1854 г. на Камчатке знали о близящемся разрыве - и закипела работа, воздвигались батареи. 19 июня (1 июля) пришла «Аврора». После пришёл транспорт «Двина», который привёз объявление войны и 300 солдат.
Прайс был расстроен тем, что упустил «Аврору». Теперь же, увидев фрегат готовым к бою, он сознавал последствия оплошности, в которой его могло обвинить адмиралтейство. 18 (30) августа Прайс прогуливался по палубе, затем пошёл в каюту, вынул пистолет, приложил дуло к сердцу и выстрелил. Высшее командование перешло к адмиралу Депуанту.
19 (31) августа Депуант приказал открыть огонь против русских батарей. Бомбардировка возобновилась 20 августа (1 сентября). Батарея, находившаяся на Сигнальном мысу, выдерживала самое жестокое нападение; на ней находился губернатор Камчатки генерал-майор Завойко. Батарея Красного Яра, имеющая 3 орудия, в продолжение 1½ часов выдерживала непрерывный огонь. Платформы были засыпаны землёй; станки, тали и брони перебиты. Неприятель свозил десант к Красному Яру: командир батареи при 30 человеках и при повреждении всех орудий, не находя возможным защищать пост против 600 человек десанта, отступил. Французы, вскочив на Красный Яр, наполнили батарею и подняли флаг; только что он развился, как бомба с английского парохода ударила в самую середину массы десанта. Прежде чем французы успели опомниться, «Двина» и «Аврора» открыли по ним огонь. Подоспевшие русские стрелковые партии при криках «ура» бросились вперёд. Несмотря на то, что он был по крайней мере вчетверо сильнее наших партий, неприятель начал отступление бегом.
21 августа (2 сентября) в Тарьинской губе англичане и французы хоронили адмирала Прайса. Здесь они встретили американских матросов с судна, заходившего в Петропавловск. Американцы указали на существование тропинки, по которой можно провести десант к Петропавловску.
24 августа (5 сентября) 1854 г. в ½ 7-го пароход, взяв 2 фрегата на буксир, повёл их к перешеечной батарее лейтенанта князя Максутова. Подойдя на пушечный выстрел, французский фрегат открыл огонь. Князь отвечал сначала с успехом. Но батарея была земляная, открытая, имела всего 5 орудий и вот уже более получаса выдерживала огонь 30 пушек. Более половины прислуги ранены и убиты; остаётся одна пушка; её наводит сам князь, стреляет, и катер с десантом идёт ко дну. Фрегат палит целым бортом, и при криках «vivat» с неприятельских судов князь падает с оторванной рукой.
Между тем английский фрегат стал против батареи капитан-лейтенанта Королёва и начал громить её. Вот и эта батарея приведена в неспособность действовать, и 22 неприятельские шлюпки устремились к берегу. Положение было более нежели критическое. Зашед в гору, неприятель осыпал всю лощину градом пуль и гранат. Генерал-майор Завойко отдал приказание «сбить англичан с горы». Маленькие отряды в 30 и 40 человек, поднимаясь на высоты под ружейным огнём, осыпаемые гранатами, сбили, сбросили и окончательно поразили англичан и французов. Преследуемые штыками наших матросов, они толпами бросались с обрывов. Сбросив неприятеля с горы, стрелковые партии, усевшись на обрывах, поражали его ружейным огнём, когда он садился в шлюпки. По грудь, по подбородок в воде французы и англичане спешили к катерам и баркасам; видели баркас сначала битком набитый народом, а отваливший с 8 гребцами; всё остальное переранено, перебито и лежало грудами, издавая стоны.
В час ударили отбой, петропавловцы собрались, принесли убитых и раненых - наших и врагов, и что же: между убитыми найден начальник десанта, - так должно полагать по оказавшимся при нём бумагам. Сведения из бумаг показывают число десанта в 676 человек, не считая гребцов и подкреплений, с которыми всех на берегу было с лишком 900 человек. Наши стрелковые партии, бывшие в деле, в соединении не представляли более 300. Трофеями был английский флаг, 7 офицерских сабель и множество ружей и холодного оружия. Неприятель, исправив повреждения, 27 августа (8 сентября) к 8 часам снялся с якоря и ушёл в море.
Больше в эту войну Петропавловску не суждено было сыграть военной роли. Решено было не ждать нового появления неприятельской эскадры и эвакуировать население, а также разоружить батареи. Весной 1855 г. фрегат «Аврора», корвет «Оливуца» и четыре транспорта, забрав грузы, команды и жителей, вышли в море. 19 (31) мая 1855 г. в Авачинскую бухту вошло 12 неприятельских военных кораблей. Они бомбардировали город без жителей и батареи без пушек. Но никакого военного значения это уже не имело.

Оборона Петропавловска в ходе Крымской войны, длившейся с 1853 г до 1856 г, является одной из самых замечательных страниц в истории войн русского народа. Небольшой гарнизон камчатского города Петропавловска смог отразить десант англо-французской эскадры.

На территории главного залива полуострова Камчатка – Авачинской губе расположена одна из многочисленных бухт, которая называется Петропавловская. С западной стороны от Авачинской губы данную бухту, которая имеет небольшие размеры, отделяет полуостров Сигнальный, а с восточной стороны – гора «Петровка».

К концу 40-х годов IХ столетия вооруженные силы Камчатки насчитывали 200 человек – 100 казаков и 100 морских чинов. Эти люди занимались правлением не только Петропавловской бухтой, но и всего полуострова. Они являлись и полицейскими, и рабочими, и гарнизоном.

Замыслы Муравьева

Генерал-губернатор Восточной Сибири Николай Николаевич Муравьев (с 1858 г. - граф Муравьев-Амурский), побывавший на Камчатке в 1849 году, решил поднять экономику полуострова путем развития скотоводства, земледелия, угольной добычи, китобойной промышленности и много другого. Уже в то время, за несколько лет до начала военных сражений, Муравьев обратил свое внимание на агрессию англичан, которые имели планы относительно вторжения на полуостров.

В своем письме одному из николаевских министров Муравьев писал, что англичане намереваются искусственно создать краткосрочный военный конфликт с Россией. А затем, примирившись с нею, уже не захочет возвращать в ее собственность завоеванную Авачинскую губу. И, даже заплатив высокую пошлину, Англия сможет с избытком компенсировать свои затраты за короткий промежуток времени. Ведь на одной только китобойной промышленности можно заработать огромные деньги. Муравьев также указывал на то, что англичане вряд ли беспошлинно пустят в свои морские владения кого-либо постороннего. Министр соглашался с мнением Муравьева и всячески пытался его поддержать.

По истечению некоторого времени Муравьев указывал на то, что для англичан является приоритетным завоевать Камчатку, полностью опустошив ее. Установить свое господство на полуострове, тем самым отрезав Россию от океана.

В связи с такими планами Англии, Муравьев считал, что уже сейчас нужно проводить подготовительные действия к обороне Дальнего Востока. И правильным будет перевозить необходимые защитные средства именно по Амуру. Ведь осуществляя перевозки другими путями, противник может без труда определить замыслы относительно оборонительных действий, просчитать число солдат, орудий и многое другое.

Из доклада Муравьева стало известно, что у него имеется разработанный план относительно обороны всей территории Авачинской губы, в том числе, возведение мощнейшей оборонительной крепости. А в связи с тем, что город и порт, по словам Муравьева, являлись уязвимыми, их следовало перенести на территорию Тарьинской губы. А указанную губу связать с мощнейшими батареями, которые будут оборонять непосредственно ворота в Авачинский залив.
А что касается выхода из Авачинской губы в случае блокады Петропавловска, Муравьев предложил соединить Тарью с другой бухтой полуострова – Ягодовою. Предложенные Муравьевым меры по усилению требовали затрат большого количества военно-морских сил и, как минимум, 300 крупнокалиберных орудий, большая часть из которых должна была являться бомбического типа.

Находясь в Петропавловске еще в 1849 году, Муравьев лично осмотрел территорию и указал конкретные места, на которых необходимо было установить батареи. Кстати, одна из этих батарей, дольше, чем остальные в конце августа 1854 года смогла удержать противника от дальнейшего прорыва вглубь бухты.

Начальником Камчатки в то время являлся Ростислав Григорьевич Машин, которому Муравьев посоветовал в случае высадки десанта противника, защищаться картечью именно из тех мест, которые были указаны им ранее.

Подробный план военных действий, тщательно проработанный Муравьевым и одобренный некоторыми чинами «в верхах», был нанесен на соответствующие карты. В конце своего доклада, Муравьев заявил, что наши воины должны располагать такого же качества орудием, какое имеется в наличии у противника.

По истечению некоторого времени стало ясно, что всем замыслам Администратора Муравьева не суждено было воплотиться в реальность. Большее число правительственных чинов считали предложенные Муравьевым действия по обороне и поднятию хозяйства на Камчатке не целесообразными. Многие министры отнесли его план действий к буйному воображению или разыгравшейся фантазии.

Подготовка к обороне

Незадолго до начала Крымской войны Камчатка приобрела статус самостоятельной отдельной области. Правление доверили военному губернатору Василию Степановичу Завойко, который одновременно являлся и портовым командиром. В результате таких событий, Охотский порт было принято решение перенести в Петропавловск. В итоге указанный порт стал главным коммерческим и военным объектом на Тихом океане. За короткий промежуток времени были возведены новые сооружения – медицинские госпитали, военные казармы, пристани. Также был построен литейный завод, а на территории Тарьи – кирпичный завод. Принимались меры по улучшению качества «собачьих трактов», велись работы по строительству каботажного флота. Губернатор Камчатки смог поднять на должный уровень сельское хозяйство. Под его руководством сооружались новые кузницы, мельницы и многое другое.

Вначале 1850 года в Петропавловск был переведен охотский гарнизон, а начиная с 1852 г по 1854 г – увеличены силы сухопутных войск, переброшено достаточное количество снарядов и артиллерии, а также отбуксированы суда «Аврора» и «Двина».

Например, военный фрегат «Двина» перевез в Петропавловск около 400 сибирских солдат. Капитан Арбузов, который командовал фрегатом, смог перед началом переправы организовать курсы ускоренного обучения этих солдат. Будущие участники героической обороны Петропавловска учились управлять артиллерийским орудием, ориентироваться на лесистой, а также пересеченной местности, быстро принимать решение и действовать, находясь в рассыпном строю.

О нападении англичан и французов на Камчатку руководству Петропавловска стало доподлинно известно лишь в начале июня 1854 года. Василий Завойко, который не так давно занял пост губернатора Камчатки, незамедлительно выступил перед народом. В своем обращении он взывал собрать всю волю в кулак и биться с врагом до последнего вздоха, не щадя своей жизни. Он утверждал, что искренне убежден в победе великого русского народа. Что не дрогнут наши доблестные воины, увидев численность вражеских войск и орудий.

Завойко был непоколебим в вере в героизм и самоотверженность русских солдат. И, в заключение своего обращения, он произнес такую фразу: «Я знаю, что мы окажет достойное сопротивление врагу, который получит возможность удостовериться в этом и ощутить всю нашу военную мощь в полной мере. Флаг Петропавловска обязательно станет свидетелем героизма, чести и совершенных доблестными русскими воинами подвигов».
Уже после официального объявления французами и англичанами войны России, на Камчатку перебросили корвет «Оливуца». Командованию корвета был отдан приказ вести оборонительные действия до последнего снаряда и, приложив максимум усилий, выдворить противника с территории полуострова.

У военно-морского командования уже не оставалось сомнений в нападении англичан и французов на Россию. Такая уверенность подтверждалась массовым сосредоточением англо-французской эскадры в Тихом океане. Кроме того, газеты Америки и Европы сообщали, что перед англичанами поставлена задача осуществления блокировки русских портов. Командование английского флота направило в дополнение к уже имеющимся судам фрегат «Пик», который должен был совершить нападение на русское судно «Диана».

Враг, в первую очередь, вел пристальное наблюдение и пытался точно определить место основного скопления русской эскадры в Тихом океане. Таким местом, по мнению англичан и французов, мог быть Петропавловск, который расположен на территории Авачинской губы.
В самом начале июля 1854 года завершил свое длительное плавание фрегат «Аврора», которым командовал Иван Николаевич Изыльментьев. Путешествие было крайне тяжелым. епрекращающиеся шторма нанесли фрегату многочисленные существенные повреждения. Запасы пресной воды и продуктов питания были на исходе, а практически весь экипаж болел цингой. В связи с таким положением дел, командующий фрегатом решил закончить плавание и изменить курс направления.

Конечным пунктом фрегата являлся Петропавловск. Завойко предложил Изыльментьеву остаться в городе на время предстоящих боевых действий. На что капитан судна охотно согласился, решив оказать помощь в отражении нападения англо-французской эскадры.
Более двух месяцев население Камчатки вело подготовительные работы. Вручную было сооружено множество укреплений. В гористой местности были подготовлены специальные небольшие площадки для установки на них орудий, которые перетаскивались туда также вручную. Около 1700 человек приняли участие в подготовке Петропавловска к оборонительным действиям. Кроме того, за месяцы подготовки были сформированы отряды добровольцев. Это были преимущественно пожарные и стрелковые отряды.

Суда «Двина» и «Аврора» было решено расположить у входа в Петропавловскую бухту таким образом, что их левые борта были обращены в сторону открытого океана. А с правых бортов сняли имеющиеся орудия для того, чтобы усилить береговые оборонительные батареи. К середине августа вся береговая оборона была приведена в повышенную боевую готовность. К этому времени гарнизон располагал не менее 1000 человек (с учетом экипажей судов).
Перед нападением врага Завойко удалось грамотно организовать оборону города. Батареи установили дугообразно, равномерно распределив их по всей территории береговой линии. Всего насчитывалось 7 батарей, в каждой из которых имелось достаточное количество крупнокалиберных и полевых орудий. Из каждого орудия имелась возможность произвести 37 прицельных выстрелов. К этому всему присоединялась решительность и упорство русских воинов в достижении своей цели. Они были готовы вести бой до конца, главное - это не допустить вторжение вражеских сил на свою землю.

художник В.Ф. Дьяков. Бой в Авачинской бухте

Война России со стороны Франции и Англии была объявлена в начале марта 1854 года. Противник был уверен, что победа им достанется малой кровью – быстро и легко. В связи с такой уверенностью, враг не особо спешил начать военные действия. Такой медлительностью в осуществлении своих планов англо-французскими войсками умело воспользовалось русское командование, проведя подготовительные работы. Хватило времени на проведение подготовительных работ, что позволило встретить противника достойно, с успехом отразив его контрнаступление.

18 августа 1854 года считается началом военных действий, направленных на оборону Петропавловска. На входе в Авачинскую губу имелись три сигнальных маяка. Но оборудован должным образом был только один из них – Маячный. Он вдавался далеко в Тихий океан. А остальные два – Бабушкин и Раковый, получая от него сведения о происходящих событиях, передавали их непосредственно в Петропавловскую бухту.
Ранним утром 17 августа 1854 года в поле зрения русских постовых судов попали 6 военных кораблей противника, которые держали курс на Петропавловск. Город был оповещен о необходимости подготовки к оборонительным действиям с помощью сигнала боевой тревоги. Всех женщин, стариков и детей эвакуировали из города. Но враг не спешил начинать атаку. И только на следующий день, во второй его половине, раздались первые выстрелы. Перестрелка была недолгой, после чего суда неприятеля бросили якорь в недосягаемом для наших орудий месте.

Первая серьезная атака противника

В утреннее время 18 августа 1854 года враг начал обстреливать Петропавловск, но русские войска не стали отвечать в связи с тем, что огневые точки находились на значительном удалении. Этот день запомнился не только своими военными действиями, но и смертью адмирала английских войск – Дэвида Прайса, который покончил жизнь самоубийством. После случившейся трагедии руководство принял на себя французский адмирал де Пуанте. Вероятно, возможной причиной самоубийства стала боязнь неудачи. Адмирал, по свидетельствам соратников, был весьма расстроен, когда понял, что город неплохо укреплён и вполне готов к обороне. Также необходимо отметить, что Н.Н. Муравьёв не поверил в версию о самоубийстве – «Завойко напрасно поверил рассказу пленного, что адмирал Прайс будто бы сам застрелился. Неслыханное дело, чтоб начальник застрелился в самом начале сражения, которое надеялся выиграть; не мог адмирал Прайс застрелиться и невзначай своим пистолетом, для какой надобности он брал его в руки, находясь на фрегате за милю от нашей батареи...» . Дэвид Прайс был похоронен на берегу Тарьинской бухты Петропавловска-Камчатского.

К наиболее решительной атаке противник перешел лишь 20 августа 1854 года. Военные суда в количестве четырех штук вторглись в акваторию Авачинской губы и вели непрерывный бой в течение нескольких часов. Всего 8 орудий русских войск против 80 орудий врага смогли оказать достойное сопротивление.

Затем в районе горы Красный Яр начал свою высадку вражеский десант в количестве 600 солдат. Командующий ближайшей к месту высадки десанта батареей отдал приказ начать отступление вглубь Петропавловска, считая, что устоять против такого количества воинов не удастся. Французские солдаты заняли брошенные русскими войсками позиции и установили свой флаг. После этого наши орудия открыли по ним огонь, а также по своим солдатам ошибочно нанес удар английский пароход.

По приказу Завойко к месту батареи прибыло подкрепление, состоящее из 230 наших моряков и солдат. Французы, не выдержав такого сопротивления, начали отходить к своим шлюпкам, затем отбыли на них к месту стоянки своих судов. Чрез некоторое время неприятельские корабли открыли огонь по нашей батарее, которая защищала ворота в гавань. Данная батарея была оснащена надежными укрытиями, брустверами и считалась самым мощным оборонительным сооружением. Наши воины вели огонь, героически сражаясь с врагом на протяжении нескольких часов. По истечению некоторого времени, враг прекратил атаку, отступая на безопасное расстояние.

На исходе этого дня еще одна из наших батарей отразила атаку неприятеля. Наши орудия не прекращали огонь, потопив шлюпку с десантом и попав одним пушечным ядром в английский пароход. Согласно подсчетам, за прошедшие сутки было убито 6 русских солдат и 13 ранено. К началу следующего дня все последствия разрушительных вражеских действий удалось ликвидировать, но 3 пушечных орудия, все-таки, восстановлению не подлежали.

Вторая попытка неприятеля

24 августа 1854 года противник начал вести еще более ожесточенные бои против русских солдат. В его планы входило атаковать и захватить силами двух десантов Никольскую сопку, а силами еще одного десанта – наступать на Петропавловск с тыла. Вследствие таких молниеносных контратак враг планировал полностью окружить и захватить город. С акватории океана наши батареи обстреливались вражеским фрегатом, который был оснащен 60 крупнокалиберными пушками. Под командованием лейтенанта Александра Петровича Максутова наши солдаты проявили героизм и стойкость.

Основной удар неприятеля был направлен на две батареи - № 3 (на перешейке) и № 7 (на северной оконечности Никольской сопки).

Их обстреливали «Президент», «Форт» и «Вираго». «Пайк», «Евридика» и «Облигадо» вели огонь по батареям № 1 и 4 (все орудия, повреждённые в бою 1 сентября, были полностью восстановлены оружейными мастерами), имитируя предыдущую атаку и отвлекая внимание защитников. Позже «Пайк» и «Евридика» присоединились к «Президенту» и «Форту», помогая им в борьбе с батареями № 3 и 7.

Из статьи К. Мровинского:

«Неприятель разделил свою эскадру на две половины и, поставив одну половину против одной батареи, а другую против другой, открыл одновременно по ним огонь. Забросанные ядрами и бомбами батареи, имея всего 10 орудий, не могли устоять против 113 орудий, в числе которых большая часть была бомбическая (на берегу найдены ядра весом в 85 английских фунтов), и после трёхчасового сопротивления орудия почти все были повреждены, и прислуга с батарей принуждена была отступить».

После жаркой перестрелки с батареями № 3 и 7 (батарея № 3 получила после этого название «Смертельная», потому что почти не была прикрыта бруствером и на ней были большие потери) и их подавления, англо-французы высадили 250 человек на перешеек у батареи № 3 и 700 человек у батареи № 7. По плану большая часть десанта должна была поднявшись на Никольскую сопку и, ведя огонь на ходу, атаковать и захватить город. Остальные (из группы, высадившейся у батареи № 7) должны были, уничтожив батарею № 6, выйти на просёлочную дорогу и атаковать Петропавловск-Камчатский со стороны Култушного озера. Но осуществить эти замыслы англо-французам не удалось. Батарея № 6, при поддержке полевого 3-х фунтового орудия, несколькими залпами картечи заставила десантников повернуть назад к Никольской сопке. Таким образом, там оказалось около 1000 человек, которые поднялись на сопку и, ведя штуцерный ружейный огонь по порту, «Авроре» и «Двине», стали спускаться вниз к городу. В. С. Завойко, разгадав замысел противника, собрал все резервы, снял с батарей всех кого можно было, и бросил людей в контратаку. 950 десантникам противостояли несколько разрозненных отрядов русских в количестве 350 человек, которые подходили к сопке так быстро, как могли, и должны были контратаковать вверх по склону. И эти люди совершили чудо. Яростно атакуя захватчиков всюду, где только было можно, они заставили их остановиться, а затем и отступить назад. Часть десанта была отброшена к обрыву, выходящему к морю. Немало из них покалечились или разбились, прыгая вниз с 40-метровой высоты. Корабли противника пытались прикрыть отступающий десант огнём артиллерии, но ничего из этого не вышло - огонь английских и французских фрегатов был неэффективен. На кораблях, не дождавшись подхода десантных ботов, в страхе стали выбирать якоря. Корабли уходили к своим якорным стоянкам, заставляя догонять себя ботам, в которых было немного людей, способных грести вёслами.

Сражение шло более двух часов и закончилось на Никольской сопке полным поражением англичан и французов. Потеряв 400 человек убитыми, 4 пленными и около 150 ранеными, десант вернулся на корабли. В трофеи русским досталось знамя, 7 офицерских сабель и 56 ружей.

В этом бою со стороны русских погибли 34 бойца. На Никольской сопке было обнаружено после боя 38 убитых десантников, которых не успели забрать (англо-французы с удивлявшим петропавловцев упорством старались подобрать и унести даже убитых).
Общие потери защитников Петропавловска составили 40 человек убитыми и 65 ранеными.

После двухдневного затишья англо-французская эскадра отплыла 26 августа (7 сентября), удовлетворившись перехваченными на выходе из Авачинской бухты шхуной «Анадырь» и коммерческим кораблём Русско-Американской компании «Ситха». «Анадырь» был сожжён, а «Ситха» взята как приз.

Несмотря на успешную оборону города, стали очевидными трудности со снабжением и удержанием столь удалённых территорий. Было принято решение об эвакуации порта и гарнизона с Камчатки. Курьер есаул Мартынов, покинув Иркутск в начале декабря и проехав через Якутск, Охотск и по льду вдоль дикого побережья Охотского моря на собачьих упряжках, доставил этот приказ в Петропавловск 3 марта 1855 года, преодолев 8000 верст (8500 км) за небывало короткое время в три месяца.

А. И. Цюрупа

Во все времена судьбы военачальников решались либо в самом сражении, либо после него. В бою при мысе Трафальгар, выигранном его эскадрой, погиб вице-адмирал Нельсон. Убит и обезглавлен римский полководец Марк Лициний Красс, победитель Спартака. После поражения при Ватерлоо сослан на остров Св. Елены Наполеон. После окружения и разгрома немцами в июне 1941 года Западного фронта, застигнутого врасплох на самой границе на необорудованных и невооруженных позициях, расстреляны по предписанному вождем приговору генерал армии Д. Г. Павлов и его штаб.

Командующий англо-французским соединением контр-адмирал флота Ее Величества королевы и императрицы Виктории Дэвид Пауэлл Прайс предстал перед Всевышним не во время и не после, а накануне решающего сражения.

Известный историк Б. П. Полевой убежден, что вплоть до последнего времени в Европе бытовала официальная английская версия боя, согласно которой "Прайс погиб из-за неосторожного обращения с оружием". Считали также, что он был смертельно ранен в день первого огневого контакта с русскими. Эти версии давно опровергнуты документально, но политические амбиции "владычицы морей" оказались живучи.

Командующий объединенной эскадрой совершил самоубийство, но не после сражения и понесенного в нем поражения, а до того, действительно сразу же после первого обмена пушечными выстрелами. Это беспрецедентное в истории событие нуждается в анализе.

Бортовой журнал флагманского фрегата "Президент" 31 августа 1854 г. лаконично констатирует: "В 12 часов 15 минут пополудни контр-адмирал Прайс был поражен пистолетной пулей от своей собственной руки". Патриоты выжали из этого лаконизма максимум, который он позволял: сомнения в преднамеренности самоубийства.

Истина о судьбе Прайса вошла в научный обиход со времени опубликования в английском журнале "Зеркало моряка" (ноябрь 1963) статьи профессора Майкла Льюиса , в руки которого попали записки капеллана флагманского фрегата "Президент" преподобного Томаса Хьюма. Записки эти - не оригинал, а копия, выполненная, как полагает Льюис, супругой священнослужителя или кем-то другим из членов его семьи ради удовлетворения любопытства друзей и родственников по поводу события, освещение которого в печати, видимо, подавало повод для разнотолков. Сам Льюис называет этот военно-морской эпизод "ущемляющим самолюбие" (far from creditable). Преподобный Хьюм не оставлял места для сомнений: он принял причастие у умиравшего и выслушал его признание, которое он передал цитатой: "О, мистер Хьюм, я совершил страшное преступление. Простит ли меня Бог?" (Напоминаю, что христианин не имеет права лишать себя жизни, узурпируя это право у Того, Кто дал ее ему - у Бога).

Далее адмирал сказал, что "причиной его преступления была неспособность перенести мысль о том, что ему предстоит повести в бой столько благородных и доблестных людей... которых любая его (адмирала - А. Ц. ) ошибка может подвести к гибели".

"Зеркало моряка" издается в провинциальном английском университете города Эксетер. Мне повезло получить этот и многие другие документы благодаря письму, которое я направил в московское представительство знаменитой газеты "Таймс" и в котором просил откликнуться родственников и потомков участников тихоокеанской кампании 1854 года.

Почему "из нескольких тысяч писем, получаемых газетой ежедневно" (так расценил вероятность события помощник военно-морского атташе Соединенного Королевства Р. Дэвис), для опубликования было выбрано мое? Неужели потому, что я подписался не как младший научный сотрудник одного из институтов Академии Наук, а как заместитель председателя Петропавловск-Камчатского горсовета?

Так или иначе, 26 сентября 1990 года письмо было опубликовано, а спустя три недели мой почтовый ящик "распух" от длинных заграничных конвертов. Помимо оттиска статьи Льюиса в моем распоряжении оказалось письмо участника сражения лейтенанта Палмера (я опубликовал его в Вестнике Дальневосточного отделения АН СССР, ныне РАН), датированное 8 сентября 1854 г. Пришли копии других публикаций, текст памятной надписи (его я опубликовал в журнале "Вопросы истории") в церкви селения Силиким в Уэльсе, откуда родом адмирал, многочисленные данные о его жизни и боевом опыте. Я тепло поблагодарил всех моих корреспондентов, со многими остался в переписке, а с правнуком лейтенанта Палмера, отставным полковником Рональдом Палмером повидался лично.

Мой долг как гражданина и педагога сделать собранные мной свидетельства и факты всеобщим достоянием.

Кто же такой был контр-адмирал флота Ее Величества королевы Виктории Дэвид Пауэлл Прайс?

Могила его затерялась где-то на побережье Тарьинской бухты (Тарья, ныне - бухта Крашенинникова). Неподалеку была и братская могила его подчиненных, тела которых оставались на руках интервентов после поражения. Интенсивное освоение ее не видимого с зеркала Авачинской губы побережья было вызвано строительством известной всему миру, а теперь и нам, военно-морской базы. Объект был режимным, и "посторонние" (к которым, как правило, принадлежали историки и археологи) туда не допускались.

В "Известиях ВГО" в 1943 году (т. 75, вып. 2, С. 58-59) была опубликована заметка без подписи, но со ссылкой на Приморское отделение Всесоюзного географического общества. В ней сообщалось, что полковой комиссар С. С. Баляскин, будучи в командировке на Камчатке в ноябре-декабре 1941 года "установил местоположение могилы командующего соединенной англо-французской эскадрой в 1854 году адмирала Прайса... Незадолго до его приезда... рабочие, производящие земляные работы, наткнулись на цинковый гроб. На гробу якобы имеется надпись на английском языке... (не записана и не сфотографирована). Сам Баляскин гроба не видел. По распоряжению начальника военно-морской базы капитана 2-го ранга Пономарева и С. С. Баляскина, могила была вновь зарыта. Командованием ТОФ сделан запрос о дополнительных материалах, подтверждающих вышеизложенные факты".

О существовании этой заметки знал Б. П. Полевой, но он забыл ее выходные данные.

Совсем недавно это ценнейшее свидетельство времени вторично нашел мой коллега А. В. Пташинский.

После моего выступления об иностранных захоронениях на Камчатке по камчатскому телевидению в редакцию позвонили с "той стороны". Оказывается, была жива очевидица находки, но той ли, о которой сообщал Баляскин, или повторной - неясно. Вероятно, повторной, поскольку речь шла не о закрытом гробе, а о теле и личном ("золотом?!") оружии при нем. К сожалению, в 1992 году свидетельница умерла. Ее дочь (которая и звонила) высказала предположение, что захоронение находилось в месте, ныне застроенном производственными сооружениями.

Другой звонивший сообщил альтернативную версию. Захоронение было-де не вскрыто землекопами, а подмыто морем...

Какие-то надежды продолжает питать директор Музея Боевой Славы Камчатской флотилии ТОФ Александр Христофоров, но о резонах своих он высказывается с шутливой таинственностью.

Так что, где сейчас прах Дэвида Пауэлла Прайса, мы не знаем наверняка. В том же, что он сознательно покончил счеты с жизнью, уверены, но почему он выбрал этот исход?

Обоснованные предположения о причине самоубийства можно при сложившихся обстоятельствах высказать, только проследив весь жизненный путь покойного.

Текст надписи на красивой мраморной плите в Силикиме был прислан мне Э. Джеффри Джеффрисом из Мобила, Алабама, США. Будучи правнуком кузины адмирала Прайса по отцовской линии, он сохранил контакты с родиной предков. Один из друзей и прислал ему вырезку из газеты "Таймс" с моим письмом к редактору.

В надписи сказано, что Дэвид Прайс был вторым сыном Риса Прайса из Булчребанна, в этом же приходе, дворянина, от Анны, дочери покойного Дэвида Пауэлла из Аберсенни, в приходе Дифинок, дворянина.

"Его карьера военного моряка началась бомбардировкой Копенгагена в 1801 году. С этого события и до всеобщего мира, заключенного в 1815 году, во многих эпизодах, в которых он принимал участие, он проявлял умение, храбрость и преданность долгу британского моряка..."

Но ошибется тот, кто сделает вывод, что против гарнизона Петропавловска и его командира В. С. Завойко выступил военачальник с 53-летним стажем.

Действительно, юный Дэвид начал службу десятилетним парнишкой, как волонтер I класса на линейном корабле "Аднт". В 1803 году, 13 лет от роду, был произведен в мичманы и служил на малых судах в Вест-Индии. В 1805-1808 гг. воевал против Ла-Рошели на "Центурионе" под командованием сэра Сэмюэля Худа (имя которого стало недобрым символом в истории британского флота: два крейсера, названные в честь Худа, были потоплены немецкими рейдерами - по одному в каждую из мировых войн). Под Копенгагеном Прайс воевал под командой Гамбье и был ранен. В 1809 г. он - временный лейтенант , впрочем, уже в сентябре этого года звание подтверждено.

В 1811 году Прайс отчаянно дерется на малых судах при Барфлере, городке на побережье полуострова Котантен, восточнее Шербура, где спустя 133 года высаживались наши союзники по войне с Гитлером. Молодой лейтенант тяжело ранен и на целый год выведен из строя. По выздоровлении он служит на больших судах под Шербуром и Тулоном и в 1813 году произведен в капитаны 3 ранга.

Прайс был активным участником англо-американской войны 1812-1814 годов. Командуя плавучей батареей "Вулкан", он бомбардировал 13-дюймовыми разрывными снарядами форт Мак-Генри на подходе к Балтимору. Этот эпизод упомянут в американском национальном гимне "Звездное знамя". Прайс вместе со своим кораблем вошел в историю США. При нападении Пакнэма на Нью-Орлеан Прайс был снова ранен. Адмирал его погиб и вернулся в Альбион в виде тела, "заспиртованного" в бочке с ромом... Прайс уже успел вернуться в строй, чтобы снова принять участие в захвате форта Бойер в южной Алабаме (теперь называется форт Морган).

В 1815 году наш персонаж вновь повышен в должности - и выведен за штат.

Лучшие годы своей жизни, с 25 до 44 лет, Прайс провел в отставке. "В полном разводе с профессией, в которой так отличился, - пишет М. Льюис, - вероятно, он без толку отирался возле Адмиралтейства, тщетно домогаясь назначения... Проклятое время!"

Новое назначение нашло Прайса только через 19 лет! В возрасте 44 лет он получил в командование 50-пушечный корабль "Портленд" из состава Средиземноморской эскадры. И Прайс снова проявил себя с наилучшей стороны. На этот раз в ходе войны за независимость Греции. Во всяком случае, в 1837 году король Греции Отто наградил его высшим орденом и распорядился написать парадный портрет в капитанском мундире на борту своего корабля.

История многократно демонстрировала, что геополитико-меркантильные интересы ведущих европейских держав, Франции и Англии, в другие времена - Германии, несмотря на христианскую фразеологию, частенько ставили их на сторону мусульманской Турции, а не ее христианских противников. Так было даже во времена, когда религиозные связи и противостояния неизменно выдвигались на первый план. Так было и во время войны Греции за независимость.

Вероятно, британское Адмиралтейство не разделяло восторги греческого короля по поводу успехов Прайса в этой войне, в которой погиб (правда, от лихорадки, а не от пули) другой известный англичанин - великий поэт Байрон.

И Прайс снова на берегу, без должности. Он становится мировым судьей графства Брекнокшир, кстати, даже не имевшего выхода к берегу моря. Еще восемь лет дисквалификации. Но на шестом году этой сухопутной жизни, в 1844 году, в возрасте 53 года, Дэвид Прайс женится. Избранница престарелого отставника - родная племянница самого адмирала У. Тэйлора! Это перелом, но какой поздний! Спустя всего лишь два года, в 1846-м Прайс возвращается на службу, но не в море - он назначен комендантом доков в Ширнессе, порте на острове Шеппи, вплотную примыкающему к побережью графства Кент, на входе в эстуарий Темзы.

К 60-летию Прайс - контр-адмирал. И снова отставка. А в 1853 году последнее назначение - командующим тихоокеанской эскадрой.

Не слишком ли стар и далек от моря этот моряк? Для Англии - нет. Адмиралу Напье, английскому командующему на Балтике, было 68 лет, а Дандасу, воевавшему на Черном море - 69.

Объявление войны с Россией застало Прайса 7 мая 1854 года в перуанском порту Кальяо. Все три флота (англичан, французов и русских) были рассредоточены по самой большой акватории мира. Но - мир тесен! Всего лишь 24 апреля (по записям французского офицера Дю Айи - 26-го) Кальяо покинул русский фрегат "Аврора" (официально война была объявлена еще 28 марта). Неподалеку, в Вальпараисо, видели "Диану". Где была "Паллада" под флагом адмирала Путятина, где были остальные суда, были ли среди них пароходы - ничего не известно... И вместо немедленной погони за "Авророй" Прайс и французский адмирал, престарелый Феврие-Депуант, десять дней раскидывали мозгами... Они покинули Кальяо только 17 мая и, достигнув Гонолулу, узнали, что "Диана" ушла оттуда 18-ю сутками раньше, уже зная о состоянии войны! Получив подкрепление в виде двух корветов, англо-французы продолжили путь на север 25 июля.

Надо отдать должное мастерству союзных навигаторов. Плывя две недели с 14 августа в густом тумане, корабли, сигналя друг другу каждые два часа пушечными выстрелами, не растерялись, как корабли Беринга веком раньше, и 28 (29) августа обнаружили себя близ входа в Авачинскую губу, в видимости заснеженных вулканов.

Увы, навигационная точность не могла компенсировать огрехи стратегии: серьезную ошибку совершили союзники, промедлив с преследованием. "Аврора" и "Двина", вооруженный транспорт, были здесь, пришвартованные к песчаной косе (отделявшей ковш гавани от внешнего рейда Петропавловской бухты) одним бортом к противнику. Орудия другого борта были сняты на наземные батареи. Появись союзники у Петропавловска месяцем раньше, положение русского командующего Завойко оказалось бы безнадежным.

Штиль 29 августа воспрепятствовал немедленному продвижению эскадры, но не помешал осуществить рекогносцировку на пароходе "Вираго". Замаскировавшись американским флагом, "Вираго", подойдя вплотную, разглядел и батареи, и оба подготовленные к обороне судна за песчаной косой, увернулся от высланной навстречу шлюпки и тут же ретировался.

"Американцы, проживающие в Петропавловском порте, изъявили сильное негодование за то, что пароход воспользовался флагом их нации", - докладывал позже адмирал В. С. Завойко в своем рапорте от 7 сентября. А редакция русского "Морского сборника" в 1860 году отметила "снисходительность" французского автора к этой хитрости, которую союзники, не смущаясь, именуют "унизительной", коль скоро сами становятся объектом ее применения со стороны третьих держав.

Дискриминационное отношение к русским со стороны европейских держав и граждан, примеры которого, увы, куда как многочисленны и в наши времена, искажает и наше восприятие мира. Б. П. Полевой сомневается в свидетельстве лейтенанта Палмера, что один из участников последовавшего боя на суше с русской стороны был американцем (пораженный пулей, он издал восклицание по-английски). Полевой считает, что Палмер "явно фантазирует", поскольку другие американцы "оказали англичанам существенную помощь". Разные бывают американцы, так же, как и русские. Почему бы одному из негодующих янки (о которых упоминает Завойко) не взяться было сгоряча за оружие?

Посоветовавшись, английский и французский адмиралы решили подойти всем флотом к Петропавловску.

"Рано утром 31 августа адмирал Прайс отправился на "Ла Форт", чтобы обсудить с французским адмиралом план атаки. Он вернулся на борт в приподнятом настроении и какое-то время изучал береговые батареи в подзорную трубу. Потом он спустился вниз... Я находился в одной из гамачных сеток, когда услышал хлопок, похожий на выстрел. В следующее мгновение снизу появился капитан и выпалил: "Адмирал застрелился! Ради Бога, проследите, чтобы команда не знала!" Но было уже поздно. Адмирал оставался в сознании еще два с половиной часа, непрерывно говоря о жене и сестрах. Он говорил о том, что совершил свой поступок, предвидя адские мучения... и умер, получив святое причастие". ("Извлечения из писем и судового журнала моего деда, адмирала Джорджа Палмера", составленные полковником Рональдом Палмером для своих внуков).

Свидетельства капеллана Хьюма вы уже прочли в начале статьи.

Б. П. Полевой в статье "Несчастное дело" ("Камчатская правда", 22 августа 1992 г.) делает закономерный вывод из собственных слов покойного, независимо друг от друга переданных двумя свидетелями: "Прайс понял, что тут его ждет неизбежное поражение. И именно это и привело его к роковому решению".

Однако в этой логической цепочке ощущается отсутствие решающего звена. Не мог адмирал не понимать, что, ускользнув от боя в мир иной, он не только не облегчил участь подчиненных, о коих говорил капеллану, но, наоборот, отягчил ее. Следовательно, не о них он думал, "ложась на дуло". А о ком?

Нельзя, конечно, исключить и аффективный, импульсивный поступок, в котором ни тогда, ни теперь нельзя проследить логику. Дю Айи упоминает, в частности, что Прайс уже пять дней провел без сна...

Попытаемся все же восстановить сопутствующие обстоятельства и возможные состояния души, которые, может быть, побудили Д. Прайса именно к такому, а не иному выходу из коллизии:

1. Жалость к подчиненным, которым предстояло ввязаться в опасное, возможно, безнадежное дело. Такие настроения прямо прозвучали в собственных словах умирающего адмирала. Однако совершенно справедливо подмечает М. Льюис, что выбранный адмиралом метод (самоубийство) и момент его исполнения менее всего способны были изменить эти обстоятельства к лучшему. М. Льюис пишет прямо: "Что произошло с адмиралом? Ответ на этот вопрос - скорее дело психиатра, нежели историка".

2. Нерешительность. Лирическое подтверждение нерешительности пожилого адмирала дает Хьюм: "Вообще-то, бедный старикан всегда был очень слаб и склонен к колебаниям по поводу всего, что он делал". О том, что "тревога и нерешительность, насколько мы могли судить еще до прохождения Рио, владели адмиралом", писал и Дж. Палмер. Однако единственное подтверждение такой нерешительности помимо медлительности в Кальяо и последующих гаванях на пути на Камчатку - это указание на посланное 25 июля с пути между Гавайями и русскими колониями сообщение о намерении идти в Ситку, при том, что вплоть до 14 августа эскадра продолжала идти на NW, на Камчатку. После этого, когда эскадра на две недели вошла в густой туман, вопрос о смене курса отпал автоматически.

Действительно, бывает, что неспособность принять тривиальные, но логичные решения побуждает человека к решению нетривиальному, даже нелогичному, смертельно опасному, в том числе - к самоубийству. Однако, рассмотрим и другие обстоятельства.

3. Накопленные переживания. Сэр Джон Лафтон, автор статьи о Дэвиде Прайсе в "Словаре национальной биографии", считает его, "крепкого веселого человека, для которого лицезреть врага было не вновь", неспособным к болезненным переживаниям по поводу будущего боя или упавшего накануне с мачты матроса. На взгляд Льюиса, Лафтон "полностью игнорирует тот факт, что последний раз Прайс видел врага 40 лет тому назад". Все они - капеллан, Лафтон, тогдашнее общественное мнение - по-видимому, не заметили обстоятельство, которое не пропустил бы современный психиатр, а именно: несколько тяжелых ран и смену яростной юности нескончаемым периодом разочарований.

В целом, его жизнь стала отражением резко сословной структуры английского общества. Ни больших средств, ни знатных предков у простого сельского сквайра Прайса не было. Удачная женитьба принесла не только определенные дивиденды, но и социальные обязательства, выполнение которых военное поражение могло сорвать. Словом, поводов для беспокойства было хоть отбавляй, так же как и причин к исчезновению запасов "прочности", обычного терпения и надежд.

4. Последние впечатления. Они были получены, как отмечают свидетели, с помощью бинокля. Вспомним, что всю свою жизнь Прайс "штурмовал бастионы". Именно в предстоящем виде столкновения он обладал уникальным опытом и был в состоянии оценить по особенностям рельефа и расположению русской артиллерии опасности предстоящего дела и вероятность неуспеха.

5. Ожидаемые последствия. Любой знающий историю своей страны англичанин знает случаи, когда военное поражение, иногда даже не ахти какое существенное, приводило неудачливого начальника на эшафот. И это происходило не в результате каприза абсолютной монархии, а в рамках парламентских процедур. Упущенная выгода империи расценивалась в самом старом парламенте мира как серьезное преступление.

Будущее подтвердило такие опасения. Дж. Стефан, автор наиболее подробного из зарубежных описаний событий на Тихоокеанском театре Крымской войны, сообщает, что 8 марта 1856 года в палате общин прозвучало предложение отдать под военный трибунал виновников благополучной эвакуации на Амур камчатского гарнизона в начале лета 1855 года. А ведь главной причиной, помешавшей англичанам перехватить флотилию русских, явилось в первую очередь тщательно скрытое Россией от всеобщего сведения островное положение Сахалина, то, что в устье Амура можно было попасть не только с севера, из Охотского моря, но и с юга, из Татарского "залива", оказавшегося проливом. Здесь нет и не могло быть субъективной вины никого из англичан.

Останься Прайс в живых, он, чужой в высших сферах Адмиралтейства, мог бы не только жестоко пострадать сам, но и навлечь болезненно ощущаемую немилость света на жену, кузин и прочих близких ему людей. То, что сменивший его молодой (сорокалетний) капитан Фредерик Николсон не пострадал, ничего не означает - он, баронет, сын прославленного генерала, был как раз из круга своих.

По просьбам "телезрителей" выкладываю статью о попытке захвата и разрушения Петропавловска-Камчатского во время Крымской войны 1853-56 гг. Особенный акцент в статье сделан на англо-французском десанте. Все фотографии (кроме одной) сделаны лично мною.

Справка: Крымская война 1853—1856 — война между Российской империей и коалицией в составе Британской, Французской, Османской империй и Сардинского королевства. Боевые действия разворачивались на Кавказe, в Дунайских княжествах, на Балтийском, Чёрном, Белом и Баренцевом морях, а также на Камчатке. Наибольшего напряжения они достигли в Крыму.

В Петропавловске-Камчатском узнали о начале войны и о готовящемся нападении союзников на тихоокеанское побережье России на исходе мая 1854 года. Официальное известие об этом военный губернатор Камчатки и командир Петропавловского военного порта генерал-майор В. С. Завойко получил от генерального консула России в США. Правда, ещё в марте того же, 1854 года, американское китобойное судно доставило губернатору дружественное письмо короля Гавайских островов. Король Камеамеа III предупреждал В. С. Завойко, что располагает достоверными сведениями о возможном нападении летом на Петропавловск англичан и французов.

Схема боевых действий при обороне Петропавловска-Камчатского от англо-французских захватчиков в Крымскую войну в августе-сентябре 1854 г. Камчатский объединенный краеведческий музей

Враги России были столь уверены в своей лёгкой победе, что не спешили к русским берегам. Этой медлительностью весьма удачно воспользовались защитники города: они успели завершить основную часть работ по созданию главных укреплений порта до прибытия вражеской эскадры.

24 июля 1854 года военный транспорт (бригантина) «Двина» доставил в Петропавловск из залива Де-Кастри 350 солдат Сибирского линейного батальона, 2 бомбические пушки двухпудового калибра и 14 пушек 36-фунтового калибра. На «Двине» прибыл на Камчатку и остался там военный инженер поручик К. Мровинский, возглавивший строительство береговых батарей в Петропавловском порту. К исходу июля гарнизон порта вместе с экипажами кораблей насчитывал 920 человек (41 офицер, 476 солдат, 349 матросов, 18 русских добровольцев и 36 камчадалов).

В подготовку к обороне включилось и всё население города и его окрестностей (около 1600 человек). Работы по сооружению семи береговых батарей и установке орудий велись почти два месяца круглые сутки, днём и ночью. Защитники Петропавловска возводили укрепления, в скалах вырубали площадки для батарей, неприступные для морского десанта, снимали с кораблей орудия, вручную перетаскивали их по крутым склонам сопок и устанавливали на берегу.

Фрегат «Аврора» под командованием И. Н. Изыльметьева и транспорт «Двина» были поставлены на якоря левыми бортами к выходу из гавани. Орудия правых бортов сняли с кораблей для усиления береговых батарей. Вход в гавань загородили боном.

Батареи охватывали Петропавловск подковой. На правом её конце, в скалистой оконечности мыса Сигнальный, располагалась батарея (№1), защищавшая вход на внутренний рейд. Тоже справа, на перешейке между Сигнальной мысом и Никольской сопкой была размещена другая батарея (№3). У северного конца Никольской сопки, на самом берегу соорудили батарею для предотвращения высадки десанта в тыл и попытки захватить порт с севера (№7). Ещё одна батарея была возведена на сгибе воображаемой подковы (№6). Ей предстояло держать под огнём дефиле и дорогу между Никольской сопкой и Култушным озером, если неприятелю удалось бы подавить сопротивление береговой батареи. Затем шли две батареи (№5, №4 — Красный Яр) — они легли слева по берегу с обоих сторон от основной батареи на песчаной косе Кошка (№2).

В полдень 17 августа 1854 года передовые посты на маяках обнаружили эскадру из шести кораблей. В Петропавловске прозвучал сигнал боевой тревоги. От эскадры отделился трёхмачтовый пароход и начал промерять глубины на подходах к мысу Сигнальный и входу в гавань. Когда из порта вышел бот, пароход полным ходом ретировался.

Английские корабли:
фрегат «Президент» (англ.) (52 пушки)
фрегат «Пайк» (англ.) (44 пушки)
пароход «Вираго» (англ.) (10 пушек)

Французские корабли:
фрегат «Ля-Форт» (60 пушек)
корвет «Евридика» (32 пушки)
бриг «Облигадо» (18 пушек)

Пароход «Вираго»

Объединённой эскадрой командовал англичанин контр-адмирал Дэвид Прайс, французским отрядом — контр-адмирал Феврье Де Пуант. Всего эскадра располагала 216 орудиями, её личный состав насчитывал 2600 человек.

Согласно рапорту генерал-майора В.С. Завойко от 7 сентября 1857 года, в бухте находились следующие русские суда:
фрегат «Аврора»
транспорт «Двина»

Основной удар неприятеля был направлен на две батареи — № 3 (на перешейке) и № 7 (на северной оконечности Никольской сопки).

После того, как третья и седьмая батареи были уничтожены, 4 сентября неприятель высадил десант в количестве около 700 человек, который, разделившись на три отряда, повёл наступление на Никольскую сопку. Один из отрядов попытался проникнуть в город, обойдя гору с севера, но здесь по нему открыла огонь шрапнелью шестая батарея.

Отрядам М. Губарева, Д. Михайлова, Е. Анкудинова, Н. Фесуна, К. Пилкина был дан приказ «сбить противника с горы», одновременно был послан отряд А. Арбузова, ещё три небольших отряда из команд батарей № 2, 3, 7. Все отряды общим числом насчитывали немногим более 300 человек. Заняв позицию во рву батареи № 6 и в окружающем кустарнике, отряды открыли прицельный огонь по приближающимся англо-французам, а затем опрокинули их в штыковой атаке.

Сражение шло более двух часов и закончилось на Никольской сопке поражением англичан и французов. Их отряды были побеждены по отдельности и понесли большие потери при отступлении, которое превратилось в паническое бегство. Потеряв 50 человек убитыми, 4 пленными и около 150 ранеными, десант вернулся на корабли. В трофеи русским досталось знамя, 7 офицерских сабель и 56 ружей.

Знамя Гибралтарского морского пехотного полка, взятое в бою защитниками Петропавловска-Камчатского 5 сентября 1854 года. Хранится в Камчатском объединенном краеведческом музее.

Далее курсивом описание отражения вражеского десанта по книге Г.И. Щедрина "Петропавловский бой", Воениздат, 1975 г. http://vsam1.ru/library/about_kamchatka/shedrin_petrop_boy.htm

От английских кораблей отвал ило 2 бота и 23 шлюпки с 700 десантниками. Кроме стрелкового и холодного оружия у них было две мортиры с зажигательными бомбами для поджога города. Высадка прикрывалась дымовой завесой, а артиллерия перешла на картечь, которая засыпала склон сопки и район батареи № 7, куда по указанию американских китобоев устремились десантные суда.

Почти одновременно с англичанами начали высадку на Перешеек 250 французов с пяти десантных ботов. До берега их сопровождал на шлюпке адмирал де Пуант, размахивая обнаженной саблей. Но высадиться он все же не решился и возвратился на “Форт”, почему-то указав десанту на рыбный склад. “Отряд придвинул к нему орудия и с первых выстрелов сумел зажечь его. Магазин горел около шести часов”.

Началась атака через Никольскую сопку. Около нее высадилось около тысячи человек. Их действия с моря поддерживали 109 стволов крупнокалиберной корабельной артиллерии, если считать только стреляющие борта фрегатов, брига и парохода. Десантники устремились на гребень сопки от ее подножия у Перешейка (с юга) и с северной оконечности. В то же время самая многочисленная группа английского десанта во главе с капитаном Бурриджом вышла у Култушного озера на проезжую дорогу и двинулась по ней в город. Этому отряду предстояло справиться со слабенькой Озерной батареей — и путь на Петропавловск будет открыт.

Надеясь запугать русских пушкарей грозным видом десантников, Бурридж построил их и повел чуть ли не парадным шагом. Опасное сосредоточение войск на дороге первыми заметили стрелки поручика Губарева, находившиеся на обратных склонах Никольской сопки. Не сговариваясь и не ожидая общей команды, не разбирая пути, они бегом бросились на перехват врага, завязали с ним перестрелку, давая возможность батарейцам лучше подготовиться к встрече с неприятелем.

Поручик Гезехус спокойно вышагивал по “брустверу”, только вчера сложенному из мешков с мукой, как вдруг послышалась перестрелка губаревцев с англичанами, плотной колонной двигавшихся к батарее. Объявив боевую тревогу, поручик подпускал противника поближе, чтобы разить наверняка. Две пушки приказал зарядить ядрами, а остальные картечью, запасы которой на батарее были весьма ограниченны.

Памятная надпись на памятнике героям третьей батареи Максутова,
Никольская сопка, Петропавловск-Камчатский

Начался бой. Слабо обученные добровольцы-артиллеристы вес же стреляли так, что выстрел каждого орудия вырывал у атакующих новые жертвы. Десантники наступали, осыпая батарейцев градом пуль. Кончилась картечь — стали заряжать пушки ржавыми гвоздями и поливали ими англичан. Часть расчета отбивалась от противника ружейным огнем. Подоспевший отряд авроровцев помог обратить в бегство десантников. Позже Завойко доносил: “Часть вражеского десанта, встреченная картечью Озерной батареи и полевого орудия, отступила, унося убитых и раненых. Вторая попытка овладеть батареей имела те же последствия...”

В критический момент боя, при второй попытке захватить батарею, отличился казачий урядник Карандашев, находившийся при полевом орудии. Лошадь, раненная пулей в глаз, понесла пушку в сторону противника, к глубокому рву. Казак не растерялся, сумел остановить обезумевшее от боли животное. Осыпаемый пулями, тяжело раненный в руку, он сумел навести опрокинутую пушку и выстрелить настолько удачно, что выбил у англичан целую шеренгу солдат. Это заставило их отказаться от намерения продолжать наступление на город по дороге и повернуть к морю.

О Карандашеве и его подвиге рассказывает в книге Ю. Завойко. По ее словам, он незаурядный силач. Кулаком разбивал камни, вколачивал рукой гвозди в дерево. После очень тяжелого ранения пролежал два месяца, выздоровел и силы своей не потерял. Упоминается он и в рапорте командира клипера “Вестник”, экипаж которого устанавливал и 1882 году памятник героям Петропавловского боя. При установке памятника на Камчатке присутствовало восемнадцать ветеранов сражения — восемь матросов и десять казаков, среди них герой дня — единственный георгиевский кавалер Карандашев. Ему было в то время 65 лет, “но он сохранил бодрость, здоровье и, по его собственным словам, готов хоть сейчас идти опять в бой”.

Оправдывая свое бегство от Озерной батареи, союзники потом писали: “На левом фланге проход был так сильно защищен стрелками, батареями и полевыми орудиями, что с этой стороны также невозможно было прорваться вперед”. О батарее доносили как о крепости, замкнутом укреплении с палисадом и рвом, которую “можно было взять только правильной осадой”. Но слова “батареи” и “полевые орудия” напрасно брались во множественном числе — их было по одной!

Десантный отряд Бурриджа, отброшенный Озерной батареей и стрелками, отошел к берегу бухты, а затем вслед за остальными десантниками стал восходить к вершине Никольской сопки. Позже он обвинил в неудаче пробиться к городу со стороны озера добровольных шпионов: “Десант высадился на берег по указанию американских матросов, утверждавших, что путь к городу весьма легок. Но, по обману ли или по измене, союзники попали в западню”.

Теперь весь десант сосредоточился на Никольской сопке, и Завойко стало ясно, что противник оставил намерение пробиться в город в обход сопки, а все свои силы выводит на вершину горы. Тогда Василий Степанович приказал петропавловцам перейти в контратаку. Сил для этого было крайне мало, и они оказались рассредоточенными.

В трех стрелковых партиях и группе волонтеров насчитывалось около 180 человек, “Аврора” могла выделить около 100 человек, 20 бойцов остались в строю с батарей № 3 и № 7, 30-40 комендоров можно было бы снять с батареи № 2. Всего 300-350 штыков против 950, и то их еще нужно собрать и организовать. Удастся ли это сделать быстро?..

Ждать, когда соберутся все, было невозможно. Англичане и французы уже вышли или заканчивали восхождение и соединялись на вершине сопки. Военный губернатор немедленно направил на Никольскую всех, кто оказался под рукой. Партии авроровцев лейтенанта Анкудинова и мичмана Михайлова получили задачу выбить противника штыками и освободить северную оконечность сопки. Левее их с той же задачей была послана часть отряда поручика Кошелева и группа из семнадцати человек во главе с фельдфебелем Спылихиным.

Завойко информировал Изыльметьева об обстановке и просил послать на Никольскую максимум людей. Командир “Авроры” отправил стрелковые партии с фрегата под командованием лейтенантов Скандракова, Пилкина, мичмана Фесуна. Кроме того, он послал 22 человека с батареи № 3 с прапорщиком Жилкиным и столько же с Кошечной батареи с гардемарином Давыдовым. Провожая моряков в шлюпки, командир напутствовал их:

— Помните, русские молодецки ходят в штыки!

На “Аврору” сыпались штуцерные пули. Это десантники вышли на сопку, а с ее вершины порт и город — как на ладони. Англичанам и французам оставался последний бросок. А русские, прикрываемые деревьями и кустарником, только еще бежали навстречу врагу от подошвы сопки мелкими партиями со штыками наперевес. 290 против 950. Англо-французы спускались с сопки, русские воины поднимались — шли навстречу друг другу. Одни с целью захватить чужую землю, другие — защитить свою. Губернатор отправил в контратаку и резерв — 30 стрелков под командой своего помощника капитана 1 ранга Арбузова, последнее, что у него было.

Стрелковые партии, маскируясь кустарником, по лощинам и балкам с наибольшей быстротой направлялись к вершине. “Хотя наши небольшие отряды действовали отдельно и почти независимо один от другого, у всех была одна общая и хорошо известная цель: во что бы то ни стало сбить с горы неприятеля; числа его тогда хорошенько не знали, и каждый последний матрос вполне понимал одно: французам с англичанами оставаться там, где они были, не приходится”.

Наибольшее скопление десантников оказалось на северной стороне сопки, откуда они начали спускаться, открыв жестокий огонь по второму стрелковому отряду, Озерной батарее и небольшому резерву возле порохового погреба. Петропавловцы отстреливались из-за орудий. Полевая пушка сделала несколько выстрелов картечью, но, так как к десантникам приближались контратакующие, стрельбу пришлось прекратить.
Подъем духа у защитников города был исключительный. Завойко отмечал: “Малочисленные отряды наши, воодушевленные храбрыми командирами, дружно и безостановочно шли вперед, стреляя в неприятеля, и потом с криком “ура” почти в одно время ударили в штыки. Противник держался недолго и, несмотря на свою многочисленность, побежал в беспорядке...”

Стрелковые партии поднимались ни сопку с разных направлений врассыпную, и после непродолжительной перестрелки рукопашная схватка закипела по всей линии встречи с десантниками. “Видя наших повсюду, не зная, что в городе нет никакого резерва и по стремительности наступления считая, что имеют дело с неприятелем, превосходящим в числе, союзники смешались”.

День 5 сентября на Камчатке выдался солнечным, ясным, вода в бухте была тихой, как в озере. Никольская сопка вместила такое количество людей, какого она еще никогда не видела. Сквозь деревья и зелень кустов мелькают красные мундиры англичан, синие — французов, алые рубахи русских матросов. Стоит ружейная трескотня, гремит артиллерийская канонада. У союзников — шум, беготня, неразбериха. Барабаны бьют наступление, им на разные голоса вторят рожки. Английские, французские ругательства и проклятия сменяются криками “ура”. “Нет ни колонн, ни взводов. Для их построения не было ни места, ни времени, ни возможности”.

Бой, вспыхнувший сначала на северном склоне сопки, почти сразу же закипел по всей вершине, перейдя в общую штыковую схватку. Однако общего фронта не было, так как русские подходили мелкими группами и каждая из них смело атаковала противника по Суворовскому правилу: “врагов не считают — их бьют”. И хотя на каждого петропавловца приходилось по три-четыре десантника, защитники города решительно наступали; сражение распалось на множество локальных очагов.

Первыми сблизились с противником матросы и солдаты отряда Спылихина. За кустарником, овражком они незаметно подошли к середине сопки и врезались между двумя ротами англичан. Едва замыкающие одной из них показали спины, как подчиненные фельдфебеля, по его приказанию разделившись пополам, дали залп в них и в головную шеренгу второй роты, а затем с криками “ура” бросились в штыки.

Англичане не ожидали такой стремительной и внезапной атаки. Вид убитых товарищей вызвал замешательство десантников, считавших, что в тылу у них должны быть свои. Они попятились назад. А во второй колонне никак не могли поверить, что напасть на них осмелились менее двух десятков русских бойцов.

Противнику не дали возможности опомниться. Подоспели матросы и солдаты-сибиряки 47-го флотского экипажа. Так же, как в тайге ходили с рогатиной на медведя, шли теперь со штыками наперевес на врага. Ничто, кроме смерти, не могло их остановить. Назад никто не оглядывался, и врагу становилось страшно.

Ожесточенная схватка шла на правом фланге — северном склоне Никольской, возле знамени гибралтарского полка английской морской пехоты. Здесь начали дело отряды лейтенанта Анкудинова и мичмана Михайлова. Через минуту справа и слева от группы Спылихина послышалось дружное “ура”. Это стрелковые партии авроровцев Пилкина, Фесуна, Давыдова и Жилкина сошлись вплотную с врагом.

То здесь, то там на хребте завязывалась перестрелка. В бой вступали все новые мелкие подразделения защитников города. Грозный боевой клич русских воинов неприятель слышал у себя с фронта, флангов и тыла. У него создавалось впечатление, что петропавловцев много и они повсюду. Даже наиболее объективный из иностранных описателей боя де Айи и тот через много лет писал: “Русские получали беспрерывные подкрепления из города и с батарей и скоро заняли северную сторону горы”.

В то же время участник контратаки мичман Фесун, знавший фактическое положение дел, удивляется другому: “Всякому военному покажется невероятным, что маленькие отряды наши, поднимаясь на высоты под жестоким ружейным огнем, осыпаемые ручными гранатами, успели сбить, сбросить и поразить англичан и французов”.

Никаких подкреплений русские не получали и не могли получить: их просто не было. Малая численность компенсировалась смелостью и решительностью контратакующих. Завойко доносил, что “одушевлению не было предела. Один кидался на четверых, и все вели себя героями... Я был счастлив всеми офицерами и нижними чинами, исполнившими свой долг”. В качестве примера он приводит эпизод, к сожалению без указания фамилии матроса-авроровца, который, уронив в схватке ружье, скатившееся под гору, побежал за ним и там неожиданно наткнулся на двух вооруженных англичан. Безоружный моряк не растерялся, вскочил им на спину, ухватился за шеи, поехал на них верхом и стал звать на помощь. “На крик прибежал камчадал-мальчик лет 16 и заколол поодиночке обоих англичан”.

Колонны союзников, начавшие было спускаться к порту по восточному склону сопки, остановились, а затем попятились. Обстрел фрегата, транспорта и города прекратился — противнику стало не до того.

Окончание статьи здесь .